В 1973 году в только что отремонтированном после войны здании биржи получил прописку Дворец культуры, в котором, по непонятным законам природы, стали возникать уникальные культурные явления, над разгадкой которых до сих пор не бьются никакие ученые умы. Впрочем, это и хорошо.

Ученый ум –  как яйцо. Он должен не только биться, но и разбиваться. Чтобы не только деду с бабкой доставался бесполезный желток, но и глупой мышке как аллегории нового поколения. Куда-то бежала, хвостиком махнула – и вдрызг всё культурное наследие прошлого.

Калининград-Кенигсберг вот уже 750 лет является географическим центром Европы (в геометрическом смысле). А опорная ножка циркуля находится именно здесь! Именно от здания бывшей Фондовой биржи архитектора Мюллера с 1875 года идут метрические исчисления на картах города и прилегающих к нему территорий.

Созданные во Дворце творческие коллективы, первым из которых был ЛТ –  Народный литературный театр, до сих пор сохраняют мощнейший творческий тонус и продолжают удерживать в своем силовом поле практически всех, кто хотя бы однажды здесь намагнитился. Несомненно, что время в этом загадочном месте течет в разные стороны, образуя воронку, в которой чудесным образом свиваются энергетические потоки, берущие начало в тех счастливых глубинах, где рождались эмоции Моцарта, ехидство Мольера, манерная печаль Окуджавы, кованый ритм Маяковского, пронзительная ясность Платонова и Астафьева. Поэтому люди, вкусившие творчества и успевшие поделиться им с другими, не уходят отсюда (даже если и уезжают), а возвращаются (даже если и умирают), чтобы обменяться энергией с теми, кто продолжает кружиться в невидимых светлых потоках. Потому что культура (воплощение творчества), несмотря на исторический возраст, всегда молодая по сути. Она всегда открывает. А её закрывают.

В этом нет парадокса. Мальчик Лермонтов и старик Экклезиаст абсолютно равны, потому что родственны своей принадлежностью к мировой культуре. Они – люди творчества, они одной породы. Так же точно родственны только что вылупившийся из икринки малек и старая мудрая щука: они рыбы, они умеют плавать и правильно дышать.

Все, что несет в себе элемент творчества, входит в состав культуры. По праву родства. В этом смысле культура – поток света. Свет состоит из частиц, которые связывает узами общее свойство – свойство волны. Они умеют сливаться и умеют летать. Свет все время летит, не теряя скорости. Представьте себе частицу света, которая потеряла скорость… Физики будут смеяться. Или просто не поймут. На то они и физики.

Культура – счастливое изобретение человечества. Она всегда будет юной, потому что существует за счет энергии творчества (источник этой энергии неизвестен).

Возможно, человечество создал не Бог, а сине-зеленые водоросли. Но существование культуры не объяснишь простыми химическими реакциями. В ответ на изобретение Страшного Суда хитрое человечество придумало культурное творчество. И раз в сто лет отчитывается перед Вечностью: я родило и воспитало Леонардо да Винчи, Шекспира, Пушкина, Чехова и т.д.

Не из страха перед судом, а от того, что ощущение света переполняет душу, родился и живет Литтеатр.

Театр, да и вообще искусство, – огромное искушение для людей доверчивых и наивных.

Зритель хочет развлечься, попереживать в свое удовольствие – и получает это удовольствие.  Приятно чувствовать себя хозяином положения, человеком за столиком в ресторане, которого обслуживают, для которого поют и танцуют, раздеваются, встают в выразительные позы, разыгрывают комедии и трагедии.

В Литературный театр меня привел однокурсник Игорь Савостин в пору нашего с ним увлечения театром абсурда.   Театрального смысла в абсурде оказалось меньше, чем я ожидал, и вместо пьес С. Бэккета до сцены дошли несколько миниатюр в этом дразнящем своей опасностью, запрещенном жанре. Зато получилось смешно.

Сочетание грустного и смешного – тот внутренний стиль, на который оказали влияние мои замечательные друзья-учителя: Валентин Егоров и Альберт Михайлов. С Валей Егоровым мы вели в газете «Калининградский комсомолец» страницу «Юмостудия»  (пока ее не закрыли), сочинили много чудесных песен, в том числе для театральных спектаклей. Придумали и поставили детскую рок-оперу  «Крокодил», а с Альбертом Михайловым на пару писали тексты песен к спектаклям «Псевдол», «Скупой», «Песенка по кругу», «Алле-оп», «Играем в варьете» и т.д.

Посчастливилось мне заниматься сценографией к михайловским спектаклям «Пастух и пастушка», «Миндаугас», «Эскориал», «Целуются зори», «Смерть Тарелкина», «Вагончик», целому ряду первоапрельских программ.

Любимый спектакль, ставший легендой еще при жизни, – «Кто там лает по ночам?», на котором зрители плакали и подвывали: «Собаке нужен человек, которому нужна собака».

Кто провел хотя бы несколько лет в Литературном, тот уже оправдал свою будущую унылую жизнь. Я прожил с ним столько, сколько, надеюсь, мне хватит на сорок лет счастливых воспоминаний.

Мы жили до Ренессанса. Нас было много. Мы были сильны. Мы были театром. И мы выходили на сцену как добровольные гладиаторы – сражаться с серостью и трусостью, с глупостью и невежеством, с холуйством и догматизмом.

Были Егоров и Снапир, Савостин, Голубев и Пранц,

а потом уж наступил полный Ренессанс…

Владимир Сухов