Чехов - неиссякаемый источник. Когда нам больно, радостно, горько, когда нам непонятно как, мы к нему припадаем. Когда весь мир летит в тар-тарары - тем более.

Итак, чеховская одноактная пьеса-шутка “Медведь” - в транскрипции Литературного театра. ФОТО ВИДЕО

“У меня ведь все - любители, - лукаво блефовал “родитель” Литературного, великий мэтр Альберт Михайлов, - профессии актёрской по-настоящему не обучены. Они просто играют в театр”.

На сей раз свой вариант игры “в театр” представляет Лариса Хлопецкая. Окончившая (как, кстати, и многие из когорты Литературного), вопреки коварным уверениям его создателя, театральные курсы (и не единожды!).

В этой постановке самую растиражированную пьесу Чехова, просто обречённую на водевильный успех, режиссёр целенаправленно… уводит в сторону от водевиля.

Спектакль вовсе не об укрощении строптивой/строптивого, хотя и об этом тоже. И даже не о вечной магии притяжения-отталкивания двух полюсов, женского и мужского. Чехов, он, как всегда, о человеке. О том, в котором всё должно быть прекрасно. А всё - несовершенно. Но живёт в этой непрекрасной, зашоренной, запрятанной в футляр сущности живая душа. Человек подлинный, естественный. У которого есть шанс - стать (и быть!) прекрасным. Такова чеховская логика. Именно ей следует режиссёр спектакля.

В этой шутке с нешуточным подтекстом овдовевшая провинциальная барыня и её нежданный гость (Он и Она, так значится в программке) в исполнении Ларисы Хлопецкой (теперь уже в амплуа актрисы!) и Александра Костенко в упоении… “играют в театр”.

Да, ведь, все мы по жизни играем. Примеряем то так, то эдак на себя роли разные, малые и большие. Входим во вкус. Увлекаемся игрой. Так и эти двое. Ну, вот, скажем, никак не был покойный Николя идеальным мужем. А абьюзером, современным слогом изъясняясь, был стопроцентным. В этом, собственно и упрекает его вдова, обращаясь то к мужниному портрету, то к его шляпе. А, вот, поди ж ты, полюбилась ей роль “страдалицы по усопшему”. Почему? Бог весть!.. От растерянности перед нежданно обретённой свободой? от неумения занять себя? или чтобы соседи с почтительным сочувствием перешептывались? А может, чувства настоящего, по-настоящему красивого, она в жизни не встречала, вот и играет это чувство. Так, как понимает. Заламывает руки трагически, слезу горючую пускает, голосом модулирует, шелками траурными шуршит - прямо как “на киятре”. Затворницей, говорит, останусь, потому что навсегда “погребла себя в четырёх стенах”. Что с обезоруживающей готовностью тут же и продемонстрирует, кокетливо заключая себя в цветастую ширмочку-перегородочку. (К слову, в спектакле играют не только одушевлённые лица, но и предметы вполне неодушевлённые. И ширмочке этой ещё предстоит, в прямом соответствии с заветом классика, “выстрелить” в финале).

Легко соединяя несоединимое, актриса создает замечательно чеховский персонаж. Её героиня не очень-то счастлива, по-своему неглупа, но натура неразвита, и превращает она свою жизнь в дурной театр. И неважно, что из публики - один Гришка-лакей. На худой конец, и он сгодится.

А Гришка (Кирилл Костенко) - вовсе не так-то прост. У него в этой жизни тоже своя роль. Роль лакея. Вот он её и исполняет. Он и барыне угодит-подыграет, поуговаривает голубушку, чтобы не убивалась шибко-то уж так. И перед разгневанным гостем на колени, как положено по сюжету, бухнется: не губи, мол, батюшка! А что он там себе на самом деле думает - так поди ж его, Гришку, разбери. Роль у него такая… Философ-резонёр. И Костенко-младший великолепно выписывает эту роль.

А вот и новая публика на сей незатейливый спектакль пожаловала - нежданный гость. Честно говоря, зная, что в Литературном ставят Чехова, я была почти уверена, что в роли “медведя” выступит Александр Костенко. Кому, как не ему - колоритному, яркому, фактурному - вести эту партию. И, честно говоря, самую чуточку, но я опасалась, как бы не повредили именно этой роли именно эти его замечательные актёрские качества. И как дивно не подтвердились мои опасения! В этом спектакле актёр, при всём богатейшем персональном арсенале мимики, пластики, интонаций, по-чеховски человечен, естественен. Его герой легко “раскусил” игру провинциальной дамы в высокие чувства. Ведь именно против неестественности, фальши, актёрства человеческой и, прежде всего, женской, натуры так обличительно громыхают его монологи. Но и он - решив взять на себя (вряд ли так уж свойственную ему!) роль человека решительного и энергического - моментально превращается в посредственного провинциального актера. А его попытки “подхлестнуть” себя  (“Как я зол сегодня, как я зол!”) выглядят комичными и жалкими. На самом деле, Он (а у Чехова помещик с “говорящей” фамилией “Смирнов”) - и “нюня, и тряпка, и баба”. Без всяких вопросительных знаков. Ведь вдова-то, оказалась не единственной его должницей: она завершает целый ряд тех, от кого он уже успел получить отказ.

И неумело разыгрывают Он и Она, два неумелых лицедея, свою неинтересную пиесу. Но - ровно до того момента, пока счастливо не ворвётся в этот спектакль дилетантов живое человеческое чувство. И просто сносит крышу у Него, “нестарого ещё помещика” и женоненавистника, когда Она, этот глубоко презираемый им “траурный шлейф с настроением”, с задорным азартом принимает его вызов на дуэль. И падают неумело напяленные маски, и уютная домашняя ширмочка-перегородочка в цветочек, в которую скорбно запечатывала себя героиня в начале действа, превращается в дивный сад, где в яблочно-сиренево-жасминовых (да неважно, каких!) зарослях пропадают герой и героиня в упоительном хэппи-эндном поцелуе. И знает просвещённый зритель, не понаслышке знакомый с творчеством классика, что это, собственно, финал. А - не аплодирует, завороженный живой магией живого чувства, ждёт, замирая - что это чувство сотворит ещё… И лишь вовремя/невовремя (нужное подчеркнуть) поданная реплика философа Гришки, не принадлежащая, кстати, Чехову, но невероятно органичная в этом очень чеховском спектакле, напоминает зрителю о финальных аплодисментах. И не знаю, так ли было задумано, но прозвучало именно так: зрители от души аплодировали живому человеческому чувству.

Невозможно не сказать отдельно о режиссуре и композиционном решении спектакля. Меня, автора, неизменно восхищает режиссёрское умение увидеть слово. У Чехова в пьесе всего три персонажа. Режиссёр Лариса Хлопецкая легко “выуживает” из чеховского текста нужную ей пару-тройку персонажей, горничную, кухарку, “доукомплектовывает” прачкой, соседкой, может, и помещает их в свой спектакль. И возникает замечательная группа ОНИ (Ксения Новикова, Наталья Ефимова, Ольга Корнейчук, Галина Андрусова), лёгкий такой композиционный стерженёк спектакля, скрепочка между его фрагментами. Вот ОНИ дефилируют перед зрителями, бойкими колокольчиками оповещая о начале спектакля. Отсыл ли это к  временам прошедшим, когда не случилось ещё электрических театральных звонков? Или по-чеховски горькая ирония относительно времени настоящего: вот он, 21 век, а ничего не изменилось, всё по старинке, не говоря уже о сцене, которая - суть, смысл, фундамент театра, но которой у Литературного как не было, так, собственно, до сих пор и нет… В этом - зрителю разбираться… А ОНИ уже начинают действо, увлечённо обсуждая странные причуды овдовевшей помещицы и - порх! - в соответствии с авторским текстом, бойко улепетывают по грибы, да по ягоды. А вот ОНИ жеманными прелестницами “вживую” иллюстрируют гневный (но -ах! - какой по-мужски страстный!) монолог персонажа о тех, “кто имеет несчастье быть женщиной”. Игра? конечно, игра! Но (опять же, по-чеховски) - какая очаровательная игра…

Режиссёр в своей постановке меняет авторское название пьесы на.. чеховскую же цитату из этой пьесы. “Не уходи…” - эта фраза звучит в пьесе не единожды. Значит, она важна для автора. И, думаю, Лариса Хлопецкая знает (чувствует!), почему. Это дает ей возможность (и право!) прекрасно обыграть сей незатейливый оборот. “Не уходи…” - с трагическим надрывом выводит героиня строки популярного романса, обращаясь к портрету умершего мужа. Это звучит забавно и… фальшиво. “Не уходи…” - вполголоса бросает героиня своему гостю. Это звучит неожиданно и прекрасно.

“Не уходи…” - обращаются эти двое к чувству, столь внезапно и безоговорочно завладевшему ими. И наверное, беззвучно повторяет эту фразу зритель в попытке чуть продлить атмосферу спектакля, безумно смешного, трогательного, забавного, лиричного, живого. Спектакля, где, в полном соответствии с классической формулой, от великого до смешного - один шаг, и - наоборот. Спектакля, с восхитительным изяществом поставленного и разыгранного актёрами Литературного театра имени Альберта Михайлова. Режиссёр-постановщик - Лариса Хлопецкая. Свето-звукорежиссёр - Александр Костенко. Звукооператор - Юлия Марейчева. Постановщик танца - Роман Сосман. Сценография - Лариса Хлопецкая. Костюмер - Виктория Циненко. Руководитель Литературного театра - Александр Смирнов.